ускользающее

жена нашла ее под висящим на заборе вазоном, когда было уже минус 8.



Занавесили в ванной зеркало и все стекла - прочитали, что спасенные птицы гибнут начиная биться о них и умирая от сотрясения мозга, хотя вроде какой там мозг у колибри? Еще прочитали касательно Британской Колумбии, что рубиновогорлые отсюда перелетают в Мексику (это около 5000км) со средней скоростью не много ни мало около 50 км/ч, что при этом сердце у них бьется до 1000 в минуту и вообще занимает около трети их тела, но что им, когда они не спят, надо питаться каждые 20 минут - где они находят нектар по пути, у них же нет пунктов питания сиропом? Что им вообще надо здесь, где бывает так холодно, если есть Мексика о которой они знают? Зачем им сюда возвращаться? Навряд ли при такой температуре они смогут выйти из своего анабиоза - сироп в поилке над крыльцом замерз.

( Collapse )

Дело вовсе не в том, что все рано или поздно заканчивается, а в том, что заканчивается все для тебя. И вопрос в том готов ли ты к этому. Хотя он-то как раз и не должен бы возникать, само собой должно разуметься, что всегда готов, ведь тренируешь заканчивание неустанно и каждый день. К тебе все сходится, на тебе заканчивается. В каждой линии, заранее в ее конце – ты. Нет такого, чтобы взбираться по лестнице висящей в воздухе и невидимо для тебя замыкающейся в кольцо – лестнице, на которой ты всегда – в середине. Наоборот, с тебя начинается конец – конец правильной работы кассового аппарата в очереди, правильной работы аппарата власти в государстве и т.д.
Каждый день ты сводишь концы, каждый день концы тренируют твою готовность к окончательности, но все равно, кажется, без толку. Каждый раз, как у Кафки, оказывается, что лестница твоя, которая должна бы висеть в воздухе, прочно стоит на земле, прислоненная к тому же к стене. И каждый раз, когда для тебя все заканчивается ты все равно не готов.

Похоже, та же самая фигня и с общим ощущением конца.

Слишком много о себе мним. Даже допустить не можем, что на самом деле мы в принципе – середина. Нити паутины висящие в знойном воздухе на поляне, видимые только на фоне окружающих ее деревьев. Воздух восходит и они выпрямляются. Могут всползать по восходящим потокам, как по стенам. Комар пролетает мимо и по нити видно как именно, ее медленно расправляющаяся волна – комариный автограф. Но когда птица, или раскат грома мы свертываемся в клубки. В спутанном виде, нелепо переворачиваясь выпадаем в осадок, будто от свертывания масса увеличивается.

индюшки – поедая эти, изначально предназначенные для полёта, мышцы, ловлю вдруг себя на мысли, что сам похож на эту нелепую птицу. Благодаря какой-то индюшачьей настырности мне удалось натаскать себя на какое-никакое летание. По пять-семь метров, реально. Ну и с большого перепугу ещё есть шанс через ограду перемахнуть. Только вот дальше-то что? О перелётах, тем более дальних, речи никакой быть не может. У таких как я единственный путь подняться выше лежит через желудки тех, кто нас культивирует и держит наши мышцы рыхлыми, ведь только такие они мягки и вкусны…

У нас вот уже лет девять живет обычный волнистый попугай Шурик. Очень разговорчивый
такой, потешный, трещит без умолку. А иногда как выдаст!





Бегает, например, по подоконнику на кухне туда-сюда со страшной скоростью
и с еще большей скоростью трещит что-то типа Шурочка-хорошая-курочка –
минут десять без остановки, замотал совсем... Потом вдруг резко останавливается
и, четко:  ШУЧУ!


Или: сел мне на голову и, пачконув скользяще так щеку, свисает над лицом:
ДОВОЛЕН?





Кто объяснит, как вообще такое совпадение возможно по теории вероятности?
Вроде ж как глупая птица, живой магнитофончик с каплей мозгов, ан на тебе!
(он и еще выдавал вспомню – выложу)